Жизнь, однако, не совсем похожа на книги. Давно уже замечаю, как сильно порой она от них отличается. Вот и этот констебль повёл себя совсем по-другому, нежели полицейские в книгах.

– Разрази меня гром, если я не был в этом уверен, – кровожадно произнёс он. – Придётся вам, сопляки, проследовать вместе со мной к сэру Джеймсу. Мне дан был приказ представить ему на личное рассмотрение следующее же подобное дело.

– «Дело»? – воскликнула Дора. – Ой, нет! Пожалуйста! Мы не знали, что не должны! Мы только хотели…

– Ха! – перебил её торжествующим выдохом полицейский. – Вот ты это самое судье растолкуй! И всё, что вы скажете, будет свидетельствовать против вас.

– Нисколько не сомневаюсь, – гордо встретил его угрозы Освальд. – Дора, не унижайся до споров с ним. Вперёд! Мы уходим домой!

Полицейский между тем причёсывался гребёнкой, добрая половина зубьев которой была обломана. Мы развернулись к повозке, но, прежде чем хоть одна пара жаждущих запрыгнуть в неё молодых ног успела осуществить это своё намерение, он схватил осла за уздечку.

Надежда на отступление рухнула. Мы не могли покинуть на произвол судьбы нашего благородного скакуна, который к тому же принадлежал не нам, а Бейтсам. Наш долг был оставаться с ослом и в горе, и в радости.

– Не рыдайте, ради всего святого, – тихим суровым голосом произнёс Освальд. – Кусайте губы. Поглубже дышите. Любыми способами скрывайте волнение. Много чести этому гаду, если заметит. Он всего-навсего деревенский констебль, а вот сэр Джеймс – джентльмен. Он, разумеется, нас поймёт, так что не следует раньше времени проявлять малодушие. Мы же из славного рода Бэстейблов. Давайте-ка лучше построимся. Нас мало, так что лучше всего подойдёт индейская цепочка. Элис, если не прекратишь хлюпать носом, никогда больше тебе не скажу, что ты вполне бы могла родиться мальчиком. Г. О., захлопни рот, ты вообще слишком мал, и тебе-то уж точно никто ничего не сделает.

– Я пытаюсь, – всхлипывая, пробормотала Элис.

– А ты, Ноэль, – продолжил Освальд, проявляя, как и почти всегда, во всём блеске свойственные ему качества прирождённого лидера. – Уж ты-то не дрейфь. Вспомни, как Байрон сражался за греков в этом самом Месса…[135] Ну, короче, в Греции. И не ныл. А ведь тоже вроде тебя был поэтом. Давайте-ка будем смелыми. Дора, ты старшая. Запевай! Любую песню. А нам будет веселее шагать под неё. Покажем этому подлецу, что если кто его и боится, то только не Бэстейблы.

Вам, возможно, это покажется невероятным, но мы действительно запели. Мы пели «Британских гренадеров» и не подчинились, когда полицейскому вздумалось приказать, чтобы мы замолчали. Ноэль сказал:

– Пение – это вам не собаки и не разъездная торговля. Для него не нужна лицензия.

– Вот подождите! Ужо я вам покажу, – пригрозил полицейский, но тем не менее вынужден был и дальше терпеть эту отличную песню. Знал ведь, что нет закона, который бы помешал вам петь, если вы хотите.

Мы продолжали петь, и вскорости это уже давалось нам гораздо легче, чем поначалу. Мы проследовали за ослом и повозкой Бейтсов в ворота большого поместья и дальше по подъездной аллее, обсаженной высокими деревьями к фасаду большого белого дома, перед которым зеленела лужайка. Прервав своё пение, мы приготовились к вежливому разговору с сэром Джеймсом.

На лужайке стояли несколько леди в красивых синих и зелёных платьях. Их вид нас подбодрил. Леди, особенно молодые, редко оказываются совсем бессердечными.

Полицейский, остановив осла Бейтсов прямо напротив большой двери с колоннами по бокам, позвонил в неё.

Наши сердца отчаянно бились. Мы бросали полные безнадёжности взгляды на леди.

Вдруг Элис с воплем, способным заглушить даже воинственные кличи индейцев, бросилась на лужайку и обхватила руками зелёную талию одной леди.

– Ой! Я так рада! – вопила она. – Ой, спасите нас! Ой, мы не сделали ничего плохого! Честно, ничего плохого!

Тут-то и мы, остальные, разглядели, что эта леди – наша собственная миссис Красный Дом, которая нам всегда так нравилась. И конечно же, тоже ринулись к ней. И прежде чем перед полицейским открылась дверь, успели ей всё рассказать.

А другие леди, как только мы к ней подошли, вежливо скрылись в кустах.

– Ну-ну, – проговорила она, похлопав по плечам Элис и Ноэля и постаравшись обнять, насколько ей удалось, остальных. – Без паники, мои дорогие, без паники! С сэром Джеймсом я всё улажу. Давайте-ка сядем вместе уютненькой кучкой и переведём дыхание. Как же я рада снова вас видеть. Мой муж недавно встретился за обедом с вашим отцом, а я собиралась завтра повидаться с вами.

Вы даже представить себе не можете, сколь сильная радость и облегчение охватили нас, когда нам встретился наконец человек, прекрасно знавший, что мы – Бэстейблы, а не какие-то оборванцы, которыми нас посчитал полицейский.

Дверь дома тем временем отворилась, и мы увидели, как эта противная личность беседует с человеком, открывшим ему. Потом человек ушёл, а полицейский, сильно побагровев лицом, направился к нам.

– Оставьте в покое леди, – пролаял он. – Шагайте за мной! Сэр Джеймс у себя в библиóтеке, – это слово он произнёс с ударением на «о», – и готов совершить правосудие над вами.

Миссис Красный Дом вскочила на ноги. Мы – тоже.

– Доброе утро, инспектор, – проговорила она с такой улыбкой, будто вообще ничего не произошло.

Полицейский прямо-таки засиял от удовольствия, хотя, полагаю, до инспекторского чина ему как до луны.

– Конечно, доброе, миссис, – ответил он.

– Мне кажется, тут произошла небольшая ошибка, – продолжила наша леди. – Кто-то из ваших людей, похоже, переусердствовал в своём желании исполнить долг. Но вы-то, я уверена, вы-то поймёте. Я тут остановилась у леди Харборо, а эти ребята – очень близкие мои друзья.

Теперь вид у полицейского сделался очень глупым, и он забормотал что-то насчёт разъездной торговли без лицензии.

– Да нет, – возразила ему миссис Красный Дом. – Речь решительно не идёт о какой-либо торговле. Только не торговля. Они в это играли, понимаете? Ваши подчинённые ошиблись.

Исходя из понятий о чести, мы должны были объяснить, что, во‐первых, полицейский этот – сам себе подчинённый, а во‐вторых, он не ошибся. Но ведь очень невежливо перебивать старших, особенно леди. И мы ничего не сказали.

– Прошу извинения, миссис, – ответил полицейский, – но сэр Джеймс особенно настаивал на том, чтобы я сообщил ему лично, ежели поймаю кого-нибудь из таковских, без лицензии.

– Но вы же понимаете, что они совсем не такие, – мягко проговорила миссис Красный Дом, доставая из кошелька немного денег. – Можете передать это своим подчинённым в утешение за промах, который они совершили. Такие ошибки, знаете ли,